Проза М. Цветаевой представляет собой совершенно уникальное явление русской литературы. По справедливому замечанию И. Бродского, «Цветаева стоит в русской литературе действительно особняком, весьма и весьма на отшибе. Неприятие действительности, продиктованное не только этикой, но и эстетикой,- вещь в отечественной литературе необычная… Дело в том, что новая семантика нуждалась в новой фонетике, и Цветаева её дала. В её лице русская словесность обрела измерение, дотоле ей не присущее: она продемонстрировала заинтересованность самого языка в трагическом содержании».

Обращение к прозе не сделало М. Цветаеву прозаиком, а лишь утвердило её поэтический талант, поставило его на более высокую ступень, поскольку «проза была для неё всего лишь продолжение поэзии, но только другими средствами. Повсюду в её дневниковых записях, статьях о литературе,  беллетризованных воспоминаниях – мы сталкиваемся именно с этим: перенесением методологии поэтического мышления в прозаический текст, развитием поэзии в прозу».